В декабре 1914 года в Николаевском уезде появились первые военнопленные. Их прислали более 250, и, как писала газета «Саратовский листок», в основном это были представители «славянских народностей Австрии». Первым их пристанищем стал уездный город Николаевск. Специальные лагеря для них не строились, и они жили либо на квартирах, либо в общественных зданиях. При этом никаких ограничений в передвижении по городу у них не было, и они запросто общались с местным населением. «Крестьяне и мещане подолгу разговаривают с ними и передают им копеечки, семишники, папиросы, кренделя и др., – отмечал корреспондент «Саратовского листка». Пленные унтер-офицеры, явившись к местному воинскому начальнику полковнику Быкову, выразили ему благодарность от всей партии пленных и просили передать населению города благодарность за гуманное отношение к ним, чего они, как недавние враги русских, не предполагали встретить». Некоторые местные общественные организации и волостное правление даже выделили средства на приобретение для нижних чинов белья. Пленные свободно разгуливали по городу. Они настолько крепко обосновались, что стали заказывать в местном книжном магазине учебники по русскому языку, словно и не собирались возвращаться на родину.
Русским пленным такое и не снилось. Вот что рассказывал один из наших солдат о своей жизни в немецком плену, где он пробыл 14 месяцев: «Отношение к пленным самое бессердечное, лечение небрежное, а питание совершенно недостаточное. Меня, тяжело раненного в голову и в ногу, перевязывали не более раза в неделю, а в пищу давали очень невкусный суп из брюквы или каштановой и кукурузной муки, хлеба же отпускалось не более полфунта на человека в день, и это не только в лазаретах, но и в лагере для военнопленных, где я очутился по выходе из лазарета. Для нас только и праздник был тогда, когда приезжали наши сестры милосердия да кто-то из «шведского правительства» (вероятно, речь шла о какой-то благотворительной организации, чья штаб-квартира находилась в Швеции – Ю.К.) посмотреть на жизнь военнопленных. В это время всего отпускалось вволю. Но как только гости уезжали, снова всё велось по-старому.
Режим для всех военнопленных крайне суровый: весь лагерь окружен проволочными заграждениями, и без конвоя никуда не пускают, даже в церковь. Что касается работ, то на них отправляют принудительно, и они до того тяжелы, что многие совершенно обессиливают, но когда по болезни отказываются от дальнейшей работы, то их больно наказывают. Среди наших пленных очень много больных, и многие уже умерли от разных тяжелых болезней.
В одном лагере, например, мы жили в бараке, углубленном на полтора аршина в землю, и по вечерам приходилось зажигать лучины для света, а от нее так много было копоти, что после требовалось отворять дверь и впускать в холод воздух и в холод спать на полу, потому что коек не полагалось. Потчевали, между прочим, и баней, но в ней некоторые только простужались, потому что после мытья нас держали в холодном помещении голыми, пока белье и одежда дезинфицировались, а на это требовалось 5-6 часов. Вообще жизнь была несладкая. А для немецких пленных не жизнь, а масленица. Так, как они здесь живут, там и не пленные живут. Да если бы нам там хоть сотую долю видеть того избытка и свободы, которыми пользуются здесь пленные, то мы бы Господа Бога благодарили».
Такое различие в отношении к пленным вызывало возмущение у русских патриотов. В апреле 1915-го начальник Самарского удельного округа Малахов жаловался губернатору Протасьеву:
«На днях в пятом часу дня я проезжал по Казанской улице (в Самаре – Ю.К.) и издали увидел на балконе и на крыльце 6-го земского лазарета многих служащих в том лазарете женщин в форменных белых передниках и косынках, устраивающих овацию: они махали платками и руками посылали приветствия по направлению к бирже. Когда я подъехал ближе, то увидел уходящих от лазарета военнопленных воюющих с Россией держав. Подобное отношение к военнопленным держав, которые пытают наших солдат, взятых в плен, и устройство оваций на улице возмутительно и оскорбительно для русских, жертвующих свои средства и труд на борьбу с варварами. Имею честь покорнейше просить Ваше Превосходительство обратить на мое заявление должное внимание».
И внимание обратили. В отношении «провинившегося» лазарета было проведено служебное расследование, и в действиях его руководства и персонала ни состава преступления, ни проявления антипатриотических чувств усмотрено не было. Просто «между облегчающими физические страдания лицами и теми, кому облегчают эти страдания, естественно устанавливаются взаимные приветливые отношения, основанные на общечеловеческих чувствах».
Тем не менее, губернатор запретил медицинским работникам «всякое публичное демонстративное выражение приветствий выходящим из лазаретов австрийским и германским подданным».
Ю. Каргин, писатель, краевед
Продолжение следует...
Фото с сайта: https://tomskmuseum.ru/
